— Можешь распрощаться со своими санками и школьной трубой, — сказал Кийлике, когда прочистил от снега свой рот и глаза. — Эта лошадь разовьет теперь такую скорость, что скоро будет в Вильянди вместе с трубой.
Но тут он ошибся, потому что метров через четыреста мы нашли ручку от санок, затем трубку, через которую трубачи выливают воду из инструмента, потом полозья и, наконец, сидение санок с оставшимися частями трубы.
Теперь я честно все рассказал и объяснил, что у нас не было намерения срывать юбилейный концерт оркестра, в чем обвинил нас позже руководитель оркестра, ученик восьмого класса Хансон. Я, со своей стороны, хотел сделать все от меня зависящее, чтобы концерт прошел успешно, для чего и взял домой трубу, чтобы поупражняться.
«Хочу все знать!» — гласит лозунг в школе на стене. И я хотел, и вот что из этого вышло. Теперь у нас с Кийлике имеется целых две пары полозьев, из которых можно соорудить буера.
Руководитель оркестра Хансон распорядился, чтобы я отнес остатки трубы к жестянщику Руубелю, где выяснилось, что ни одна беда не столь уж ужасна, как кажется сначала. Если труба не будет давать бас «бе», мастер немного уменьшит ее, и тогда будет тенор или баритон.
Чтобы честно рассказать все, как было, я должен начать с того большого снегопада, который начался во время урока эстонского языка, когда мы изучали аффиксы «ги» и «ки». Общеизвестно, что весной порядочный снегопад бывает редко, поэтому все уставились в окно. А Топп, отвечавший у доски, и подавно, потому что, благодаря его стоячему положению, возможность обзора у него была больше, чем у всех остальных.
Такое поведение класса изумило учительницу товарищ Корп и она спросила:
— Что вы так старательно высматриваете там во дворе?
На это Топп ответил:
— Мы смотрим, как снег идет.
А Кийлике добавил:
— Мы смотрим, что этот снег, пожалуй, хорошо лепится.
И Каур сказал:
— Нам вспомнился учитель Лаур из книги «Весна», который, если был большой снегопад, всегда ходил с учениками на поляну за школой устраивать снежный бой.
Заслышав про учителя Лаура, учительница Корп встала и тоже посмотрела в окно на двор.
— Действительно, хороший снег. Как тогда, когда я еще была молодой, — сказала учительница Корп, повернувшись затем к классу. — Но что касается учителя Лаура, то ему каждый понедельник не приходилось заседать после уроков, потому что он не был, как я, депутатом сельсовета и членом правления общества книголюбов. И ученикам его не нужно было после последнего урока мчаться на автобус. Кто хочет при нынешнем стремительном темпе жизни еще и в снежки поиграть, тот должен использовать перемены.
Теперь я пропущу, как сразу же после слов учительницы, товарищ Корп, прозвенел звонок, и как мы ринулись во двор, потому что ведь учительница сказала, что перемены надо использовать, и как сперва мы с Кийлике были десантниками и атаковали Каура и Топпа, и как потом были они и атаковали нас, и для экономии места продолжу с того момента, когда после звонка на урок и я, и Топп, и Кийлике и вообще все уже премиленько сидели на своих партах, только Каур еще не сидел, потому что он вошел в класс самым последним — на рукаве его вытянутой левой руки лежали шесть снежков.
Появление Каура в классе в таком вооруженном виде вызвало у нас удивление.
Я сказал:
— Слышь, Каур, кидаться снежками в помещении школы воспрещается. И ведь мы заключили перемирие до следующей перемены.
Кийлике предупредил:
— Учительнице математики товарищ Кинк точно не понравится, если во время урока начнут летать снежки.
Но Каур в ответ только засмеялся и выложил снежки в ряд на парту, сообщив при этом, что он и не думал кидать их во время урока. Он приготовил снежки для следующей перемены, чтобы, выбегая во двор, сразу же взять с собой.
Причем он пообещал отдать два снежка Топпу, который, как я уже сказал, был его союзником. Нам с Кийлике речь Каура не понравилась. Как можно читать в газетах и слышать по радио, всюду в мире борются за то, чтобы в вооружении царило равновесие. И когда одни наращивают вооружение, другие вынуждены делать то же самое, потому что этого требуют интересы мира. Одностороннего вооружения народы мира не допустят. И мы с Кийлике тоже.
Я сказал:
— Знаешь, Каур, по поводу твоих шести снежков я, как бы там ни было, заявляю протест. Это дело может плохо обернуться. Поскольку нам нечем ответить на твои снаряды, ты во время урока можешь не совладать с искушением и запустить одним — двумя снежками. Но что тогда подумает учительница математики товарищ Кинк, и что из этого в конце концов выйдет, можешь и сам сообразить. Поэтому: или из шести снежков отдашь три нам, или выбросишь все за окно, во двор.
Мой протест заставил Каура серьезно задуматься, ибо, как общеизвестно, в нашей школе тем, кто нарушает порядок на уроке математики, задают дополнительные задачки на дом. С одной стороны, Каур не мог с этим не посчитаться, поскольку у него были недоразумения с процентами. Но, с другой стороны, ему было жаль отдавать нам три снежка, не говоря уже о том, чтобы выбросить все шесть во двор.
— Сделаем лучше так: положим снежки временно на нейтральную территорию, — предложил Каур. — Тогда ни у кого не может возникнуть искушения.
Жизненный опыт учит, что самая нейтральная территория в классе — район учительского стола, а лучше всего — сам учительский стол, потому что, по крайней мере во время урока, никто взять оттуда снежки не сможет. Поэтому Каур и Топп положили все шесть снежков в пустой ящик учительского стола. Но когда дело было сделано, а учительница, товарищ Кинк, все не шла, мы принялись обсуждать, долго ли продержатся там, в ящике, эти снежки. И поскольку мнения были разные, разгорелся спор.